Самый простой способ понять жизнь студента прошлых веков – это умножить все жизненные трудности студента современного эдак втрое-всемеро. Тогда вы получите приблизительное представление о том, как тяжко приходилось юношам в погоне за образованием.
Сложно решиться на учебу в другом городе и тем более – в другой стране? Погодите про культурную разницу. Школяр прошлых эпох сначала должен был еще добраться до университета, и по сравнению с этой дорогой семь суток в плацкарте – как по радуге в небеса. Даже верхом или в наемной карете от качества дорог у вас запросто могла образоваться грыжа.
Успели ускакать из чумного города до начала эпидемии? В следующий вас не пустят без платной справки от секретаря суда, что вы здоровы. Не успели? Гм… на все воля Божья.
Во время войн вас могут принять за шпиона и незамедлительно вздернуть на суку.
Иногда быть оборванным и нищим пешеходом в компании таких же голодранцев лучше, чем хорошо одетым, на коне и с кошелем. Разбойники не переводятся на оживленных дорогах, да и содержатели придорожных таверн в глуши могут решить, что, если перерезать вам глотку и присвоить все имущество, никто об этом не узнает.
Но и бедность не защитит от посягательств на жизнь и свободу. Ломоносов чуть было не превратился в прусского рейтара. Тредиаковский «шедши пеш за крайней бедностью» не раз арестовывался, как бродяга.
Наконец, вы прибыли в большой, кишащий людьми город и нашли здание университета. Собеседование с одним из профессоров, денежный взнос… и все, вступительные экзамены на этом закончены? Да, теперь вы официально студент. Но не расслабляйтесь.
Вам еще предстоит пережить встречу с будущими соучениками.
«В разных общинах обряды посвящения в студенты отличались друг от друга. Например, в Монпелье новичок должен был «совершить прыжок» (с высоты или через препятствие). По их завершении посвященный целовал руку бакалавра, который только что над ним издевался, и устраивал пирушку для новых товарищей. После этого он поступал в слуги к одному из старших, должен был чистить его одежду и обувь, быть у него на посылках, прислуживать за столом. Только через год, задав новую пирушку, «птенец» становился «стариком» и мог сам тиранить новичков.
В Авиньоне новичка называли «желторотиком». В первый год учебы ему полагалось оказывать «старикам» разного рода услуги и выказывать к ним почтение. Он приглашал студентов на собрания, убирал со стола, не мог сидеть, высказываться и покрывать голову в присутствии старших, которые при нем сидели в шляпах, должен был идти по улице позади них и занимать место в задних рядах. За непослушание полагалось несколько ударов линейкой. По истечении годичного срока «желторотика» ждало последнее испытание. Если старшие высказывались за его принятие, то по рекомендации наставников его окатывали водой, чтобы смыть пятно «желторотости», после чего любой назвавший его «желторотиком» получал два удара линейкой.
В Алькале новеньких клали на колесо, выгоняли на улицу без верхней одежды, когда шел снег, били палками…»
Следующий насущный вопрос – где жить во время учебы? Конечно, хорошо, если заботливые родители высылают деньги. Тогда можно квартировать в доме своего преподавателя, получив одновременно и домохозяина, и покровителя в университете.
А если с деньгами, как это обычно бывает у студентов, негусто? Какими тогда были общежития? Послушайте Эразма Роттердамского, который учился в Коллегии Монтегю для студентов-теологов.
«В своих письмах он без конца сетует: помещения спален вредны для здоровья, стены ледяные, покрыты одной штукатуркой, тут же рядом отхожее место, от которого несет вонью; кто станет долго жить в этой „уксусной коллегии“, тот непременно заболеет и умрет. Не радует его и еда: яйца и мясо тухлые, вино кислое, и ночи напролет проходят в бесславной борьбе с насекомыми. „Ты из Монтегю? — шутит он позднее в своих „Разговорах“. — Должно быть, голова твоя в лаврах? — Нет, в блохах“.
Сам процесс учебы тоже никто не собирается делать комфортным и увлекательным. Однако многое зависит от точки зрения: например, к физическим наказаниям в университетах прибегают довольно редко, предпочитая наказывать голодом, холодом и денежными штрафами. Налицо более уважительное отношение, чем в школе, где латынь вбивают розгами.
Роль конспектов в учебе вполне сравнима с современной, зато вам будет трудно привыкнуть к тому, как драгоценна бумага: порой студенту приходится выбирать между тетрадью и завтраком, обедом и перьями, чернилами и ужином. И вы никогда не задумывались, как выглядел «поиск источников» в доинтернетовские времена? Надеюсь, вам понравится читать стоя, переворачивая страницы книги, прикованной цепями к пюпитру. Почти как особо опасные книги в библиотеке Хогвартса, только укусить не пытаются.
«Но и цепи не спасали: в 1555 году декан Бодуэн, поставленный в известность о прискорбных инцидентах, распорядился составить библиотечный каталог, однако его распоряжение долго оставалось на бумаге. В Болонье тоже тряслись над книгами: в XIV веке один студент, чтобы раздобыть нужный фолиант из библиотеки доминиканцев, был вынужден прибегнуть к влиянию своего покровителя герцога Лодовико Гонзага».
С другой стороны, буйстововали студенты тогда так, что по сравнению с ними, интеллигенцией былых времен, нынешние ВДВшники должны тихо утопиться в фонтанах от стыда.
«Двадцать шестого февраля 1229 года, в самый разгар карнавала, студенты снова схлестнулись с сержантами парижского прево, пытавшимися усмирить буянов. Хозяин трактира не пожелал отпустить студентам вино даром; пустяковая ссора переросла в сражение между горожанами и школярами. Все кабаки были разгромлены, вино вылито на землю, множество людей избито до полусмерти; победа осталась за студентами. Горожане пожаловались королеве Бланке Кастильской, и та велела парижскому прево «принять меры». Он с радостью повиновался: несколько студентов были убиты, множество других покалечены. В знак протеста университет прекратил лекции, и 15 апреля профессора покинули Париж, уведя за собой большую часть слушателей в Оксфорд и Кембридж. Оставшиеся же и не думали менять свой образ жизни».
Да и развлекались школяры с отменной фантазией.
«В «Справочнике превосходного студента» 1495 года перечисляется всё, что было запрещено учащимся (вероятно, список был составлен на основе практических наблюдений): проводить ночь (которая начинается в восемь-девять часов вечера зимой и в девять-десять часов летом) вне дома, забавляться по воскресеньям с мирянами (студенты считались клириками), купаться по понедельникам, слоняться по рынку по средам, отсутствовать на заутрене, дремать на мессе, пропускать вечерню, драться с малышней, марать книги во время службы, производить беспорядки, говорить глупости, рубить деревья, мешать палачу, когда он исполняет свои обязанности, декламировать комедии в церкви и на кладбище…»
Время идет, все меняется: новые правила, новые запреты, новые нюансы учебы, лекции читают, уже не просто пересказывая учебник, а суммируя самые актуальные научные знания, идут горячие диспуты о гелиоцентрической системе мира, идет преподавание астрологии на кафедре медицины, проходят буйные драки в анатомических театрах между студентами-медиками и подмастерьями хирургов…
И, чем больше все меняется, тем больше остается неизменным?
Читатель может оценить сам, как много общего у современных студентов со школярами Средневековья и Просвещения, если прочтет эту любопытную, масштабную, насыщенную интересными деталями книгу Е. В. Глаголевой. Без сомнения, она будет интересна и тому, кто был студентом, тому, и кто собирается им стать, и тому, кто сейчас пребывает в этом гордом звании.
